Есть ли у танков будущее

Это написано не сегодня и даже не вчера, а полстолетия назад одним из известнейших британских военных теоретиков и историков Бэзилом Лиддел Гартом в его книге «Устрашение или оборона». С тех пор танки неоднократно «хоронили», а они снова доказывали свою необходимость.

Любое техническое устройство (изделие) имеет не только свой срок службы, но и срок жизни. Под сроком жизни надо понимать срок существования изделия как вида, который вытесняется из обихода другим, более совершенным, изделием или если в нем отпадает практическая необходимость. Это естественный процесс, который можно проследить на протяжении сотен лет. Средства ведения войны не исключение. Каждый из нас может вспомнить многочисленные примеры эволюционного «вымирания» различных видов вооружения. Практика показывает, что с течением времени срок жизни видов вооружения имеет тенденцию к сокращению.



Уже более сорока лет назад в СССР па правительственном уровне впервые серьезно рассматривался вопрос о необходимости танков как вида вооружения. В настоящее время, когда история танка насчитывает более 90 лет, стали появляться многочисленные статьи в его защиту, хотя совершенно невозможно обнаружить в печати противоположные мнения. С кем же ведется дискуссия?

Днем рождения танка как вида можно считать 2 февраля 1916 г., когда в Англии появилась эта боевая машина под кодовым названием «Tank» (бак, цистерна). Причем танки не только дожили до наших дней, но и получили массовое распространение в десятках стран мира как основное ударное средство частей и соединении сухопутных войск.

Конечно, современные танки мало похожи на те, которые приняли участие в Первой мировой войне и были задуманы как истребители нового по тем временам пулеметного вооружения, даже на боевые машины, воевавшие во Второй мировой войне, однако свое назначение как основное средство прорыва обороны в современных армиях, как и свое название – «танк» – они сохраняют и сейчас. Во всяком случае», под этим названием, как правило, подразумеваются близкие по назначению боевые машины с определенными особенностями, отражающими специфику национальных военных доктрин.

Нынешний танк – результат совместной деятельности многих отраслей промышленности (таких как металлургия, тяжелое и точное машиностроение, приборостроение), десятков специализированных заводов, исследовательских и технологических институтов, конструкторских бюро. С учетом затрат на восполнение, содержание, обслуживание и ремонт этой техники в войсках, на содержание заводов капитального ремонта танков, двигателей и их утилизацию можно легко представить, как тяжела и проблематична эта ноша для государства.

Видимо, поэтому в государстве наметился и реализуется незамысловатый путь решения этой проблемы – «по одежке протягивать ножки» и, не дожидаясь, пока выпущенные машины «умрут своей смертью» или в бою с противником, им предполагают организовать ненавязчивый вариант «вымирания». Было бы понятно, если бы это деяние способствовало повышению уровня жизни населения, по крайней мере, той его части, которая влачит жалкое существование там, где исчезли предприятия, отсутствуют дороги, тепло, газоснабжение и другие элементы инфраструктуры.
Мало того, танковые конструкторские бюро, проектирующие эту технику, вынуждены из кожи вон лезть, чтобы сделать такое, чего у «них» нет (а у нас тем более не будет), продемонстрировать это на очередной выставке и продать за рубеж. Как же противно видеть отечественную похвальбу с экранов телевизора или страниц журналов, в том числе о технических решениях, которые раньше годами не отражались на страницах иностранной печати даже после постановки нашего очередного образца на серийное производство. Но, коль государству не надо, другого способа выжить у конструкторских бюро нет, даже не то чтобы выжить, а просто как-то поддерживать свое жалкое существование.

Вполне очевидно, что складывающаяся обстановка создана достаточно искусственно, собственными силами, и для наступающей комы БТТ никаких внешних предпосылок не появилось: армии за рубежом не исчезли, танки в них не испарились, мало того, они совершенствуются, а претензии к нашим госграницам и территориям сохраняются и, возможно, обостряются. Можно согласиться с тем, что явная бoрьбa за передел мира внешне сошла на нет однако появились другие, более изощренные способы содержать ряд стран в «колониальных» рамках поставщиков, в том числе поставщиков природных ресурсов. Вооружая нашими современными ударными средствами армии других стран, а не свою, мы как будто показываем, что участь поставщиков нам не безразлична и в этой области.

В советские времена за рубеж, как правило, поставлялась бронетехника, освобождающаяся после перевооружения армии более совершенными образцами или, во всяком случае, отличающаяся от той, что шла в наши войска.

Видимо, авторы борьбы за существование рода танкового нутром почувствовали, что появилась реальная опасность существования танков в условиях, когда большая часть производственных мощностей и людских ресурсов теряется, а с ней скудеет и род войск. Эти опасения не лишены оснований, так как между объемом производства мирного времени и парком машин в армии должно существовать определенное, причем достаточно жесткое, соотношение. Отклонение от этого соотношения приводит к кризисному положению парка БТТ. Так, наличие большого парка при незначительном производстве мирного времени приводит к неоправданной разномарочности машин в армии, невозможности поддержания инфраструктуры обслуживания и ремонта, несвоевременности переоснащения войск новейшими образцами и снятия с вооружения устаревшей техники, а также к проблемам с подготовкой кадров, включая потерю мобилизационного резерва.

Насколько это соотношение важно, можно увидеть на примере кризисной ситуации 1970-х гг., когда из-за большого парка танков простое перевооружение новым образцом требовало не менее 30 лет мирного времени даже при практически предельном темпе их производства. Хотелось бы обратить внимание, что этот срок равен сроку службы военного профессионала, как говорится, от его «зачатия» в учебном заведении до выхода в отставку. Сколько президентов, правительств, мин петров обороны, главкомов сухопутных войск, начальников заказывающих управлений и других ответственных лиц должен устойчиво пережить этот процесс? При этом необходимо напомнить, что каждый приходящий на высокую должность пытался внести свою определенную «лепту» в процесс совершенствования БТТ.



«Лепта», как правило, вносила разброд и шатания в техническую политику заказывающего управления, особенно в начальный период освоения «новичком» должности, когда приходящий вместе с ним аппарат примеряет под свои антропометрические размеры доставшиеся кресла. Пребывание же новых «аппаратчиков» на конкретном высоком месте зачастую не превышало 3–5, реже 8–10 лет, что крайне мало для освоения специфики создания новой БТТ, ведения устойчивого серийного производства, создания инфраструктуры ремонта, боевых машин других родов войск и видов вооруженных сил. Так, например, за мою 35-летнюю службу одних только министров обороны сменилось семеро, над заказывающим управлением (ГБТУ) неоднократно возникали (а иногда и расформировывались) различные руководящие органы и структуры. При этом из 13 отделов Научно-танкового комитета, осуществлявшею до 1965 г. непосредственное руководство разработкой новой техники, за короткое время таких преобразований остались всего три (один из них организационный), насчитывавших всего-то чуть больше 20 офицеров.

Попытки очередного командного руководства собирать «ежегодный бронетанковый урожай» противоречили естественному циклу существования БТТ. В результате в армии царила разраставшаяся во времени разномарочность, которую не могли предотвратить ни вновь вводимые контролирующие управления МО, пи институты стандартизации, ни время от времени раз-дающийся командирский рык, ни кадровые или другие организационные перестановки.

В результате имевших место бесконечных «упорядочиваний» в 1960-е гг. как класс был ликвидирован институт испытателей на танковом полигоне, а заодно и штат техников: мол, «срочники» освоят опытную технику гораздо лучше, так как танки и другие объекты БТТ должны рассчитываться «на дурака». Хотя очевидно, что без опыта изучения ранее выпущенных машин отечественного и зарубежного производства, опыта эксплуатации такого рода техники нельзя получить квалифицированную оценку вновь созданного объекта. На этом и должен строиться профессионализм в армии. Негласно такие «профессионалы», конечно, все равно существуют под маркой научных сотрудников или иных официально разрешенных «институтских» наименований, вместо того чтобы носить гордое имя «испытатель» или, например, «заслуженный испытатель танков».

Однако реальность оказалась еще суровое к проявлению профессионализма в армии: в войсках за последующие годы был постепенно убран наделе профессиональный офицерский технический персонал, предназначенный для обслуживания и содержания БТТ, расформирована Академия бронетанковых войск вместе с преподавательским составом. Серьезно ли в таких условиях говорить о создании профессиональной армии (без профессионалов!)? Каким же структурам или специалистам будет доверено навешивание табличек с надписью «профессионал» в армии, в военных представительствах, в испытательных структурах, в военно-технических структурах ЦА МО, в том числе в гражданском агентстве заказа новой техники?



После анализа выступления ответственных партийных лиц-депутатов парламента по вопросам профессионализма в армии создается впечатление, что им представляется, что профессионалы где-то в стране есть: стоит им только дать «достойную» зарплату, и они тут как тут. Не все так просто: профессионалов надо готовить не один год, и в это надо вложить огромные средства.

Но вернемся к танкам. Можно подумать, что боевые действия на суше никогда не выйдут за рамки борьбы с террористами, в которых если и нужны танки, то не те, которые существуют. До сих пор танки создавались как ударные средства прорыва частей и соединений с обеспечением определенного чувства «стадности», способности захватить участок местности, плацдарм, выйти на определенный рубеж, нарушить у противника системы снабжения, управления, подвоза резервов и т.п. Одиночные танки теряют многие свои возможности независимо оттого, как они защищены: всегда можно найти слабые места в защите танка и, используя подручные средства, уничтожить его. Привлечение танков для борьбы с террористами или к освобождению заложников больше напоминает известную басню И.А. Крылова про услужливого медведя, что подтверждается практикой последних десятилетий, в том числе нелепой стрельбой по «Белому» дому.

Может быть, для борьбы с терроризмом достаточно иметь так часто упоминаемую в печати тяжелую БМП, вооруженную необходимыми средствами противодействия, различными средствами наблюдения, прицеливания и прослушивания. В этом случае к ней могут не предъявляться некоторые, практически не реализуемые войсковые требования типа 24-часового пребывания в боевой машине мотострелков и экипажа, определенного уровня защиты, теряемого из-за наличия бойниц, герметизации для преодоления зараженных участков и водных преград и многие другие, специфичные только для войсковой БМП. На таком изделии будет уместно реализовать любые индивидуальные средства защиты, зачастую недоступные для использования на линейном танке, в том числе и из-за дороговизны. От спецназа или МЧС такая машина получит соответствующее ее назначению наименование.

Однако локальные военные конфликты все же никем не отрицаются. Напротив, можно ожидать, что они будут намеренно провоцироваться третьими странами для реализации конкретных политических, коммерческих и даже социальных целей (не исключаются и религиозные мотивы), в том числе на нашей территории с огромной протяженностью сухопутных границ. В свое время А.А. Гречко, будучи министром обороны СССР, лично возродил бронепоезд как основу быстрого перемещения танковых подразделений по Транссибирской магистрали.



А раз так, то для сухопутных действий, для непосредственного соприкосновения с противником пока не найдена достойная замена танку, а точнее, танковым формированиям. Ведь одиночный танк, еще раз повторяю, – это ничто, даже если он разрекламирован как «суперсовременный» и на показах или выставках демонстрирует головокружительные прыжки. Линейный боевой танк вряд ли должен соответствовать рекламному прототипу, так как ему придется стать частью именно государственной, а не «военно-спортивной» шоу-доктрины. Тем более нельзя надеяться на закупку нужного образца за рубежом.

Таким образом, танки продолжают оставаться необходимым элементом сухопутных войск. Определиться с оптимальным их количеством и качеством исходя из той же бедности средств доставки в нужные районы страны к местам постоянной дислокации – достаточно простая задача для любого «генштабиста». К ее решению может быть приложена затем вся инфраструктура обслуживания, ремонта, производства танков, их модернизации в войсках и создания па их базе необходимых боевых средств других родов войск.

В частности, объем серийного производства в мирное время исходя из минимально допустимого срока службы танка в 15–18 лет должен составлять не менее 7% от необходимого армейского парка чтобы гарантировать своевременное перевооружение и тем самым обеспечивать их надежную структуру в армии. Невыполнение этого условия рано или поздно приводит к весьма тяжелой «болезни» танковых частей и соединений, близкой по смыслу к раковой. Очевиден также тог факт, что без непрерывной деятельности специализированных КБ не могут быть обеспечены и сами циклы, включая разработку и серийное производство.

Учитывая вышеизложенные обстоятельства, в настоящий момент нет никаких предпосылок резко менять существующий парк БТВТ до подготовки взвешенного плана реорганизации, тем более что участие в локальных конфликтах не может не отразиться на облике основного танка и средств его боевого сопровождения и обеспечения. До четкой выработки требовании к особенностям участия ударных сил в локальных столкновениях нельзя говорить ни о радикальном изменении подходов к разработке нового танка (уж сохраним пока это имя тому, что может быть создано), ни о его гибели как вида.

Мне кажется, что ответ на сам вопрос: «Нужен ли танк?» пока не требует сложных аналитических вычислений с применением суперкомпьютеров и длинных статей в его защиту. Вопрос только в том что сегодняшний государственный заказ не поддерживает существующий парк, производство и воспроизводство танков (в том числе обеспечение необходимыми для этого кадрами). Известно, что создание всего заново повлечет за собой столько затрат, сколько никаким «демократам» не снилось при любой стратегии экономии государственных средств. Видимо, фактическое несоответствие заказа танков нуждам войск и порождает поток выступлений в печати в защиту танка, срок жизни которого в отдельно взятой стране, кажется, близится к концу.
Исходя из сказанного напрашиваются вполне очевидные выводы.

Первое: тезис о вымирании танков за ненадобностью является надуманным и опасным. Он опровергается всей мировой военной практикой последнего времени и военно-политическими прогнозами на обозримую перспективу.

Второе: мы стоим перед реальной угрозой «вымирания» наших танков еще при жизни нашего среднего поколения. Причина – отсутствие выверенной политики в области военной реформы и обоснованной в военном и экономическом отношении системы государственного заказа бронетанкового вооружения и техники.